Они спустились, поставили чайник на керосинку. Косов снова попытался «распустить» руки, но Варя довольно твердо пресекла это.

— Ну что ты такой нетерпеливый. Дай девушке подумать, пошли вон — на лавочке посидим, пока вода греется.

Они сидели на лавочке, Варя, подняв голову к солнцу, закрыв глаза, жмурилась и улыбалась, а он курил, поглядывая на нее.

— Тебе уже доложили… что мы с Ильей… ну — раньше вместе были? — она опустила голову и отвернулась.

— Да.

— И… что ты думаешь?

— Что думаю? Знаешь, я тебя не осуждаю. Как там — «не судите, и не судимы будете!». Всем хочется устроить свою жизнь, а уж девушкам — так тем более. Хороший достаток, дом, семья, дети… Что уж тут непонятного?

Варя, повернув голову, с удивлением смотрела на него:

— Знаешь, я родилась и выросла… тут — неподалеку. Небольшая железнодорожная станция, колхоз рядом. И мамка, и папка — вкалывают всю жизнь, а все концы с концами свести не могут. Нас пятеро в семье, ребятишек. И я решила, что так жить не хочу. Правильно ты сказал — хороший достаток, дом, семья, дети. А там что — в колхозе всю жизнь коров за дойки дергать? Или шпалы укладывать, да костыли заколачивать? А Илья… я к нему очень хорошо отношусь… правда-правда… только вот он — этот достаток мне обеспечить никак не сможет. Не тот он человек! А годы-то идут. Вот так и получилось…

— А Игорь что — может обеспечить?

Она хмыкнула:

— Ну да… тут я ошиблась. Так-то он неплохо зарабатывает, только вот… козел!

— А что не уйдешь куда-нибудь?

— А что я еще умею? Только петь, да танцевать? Все более или менее хорошие места — уже давно разобраны, да еще и очередь туда стоит! И все — через кровать! Да меня бы и это не остановило, как ты понимаешь… Вот только ничего хорошего не предлагают. Вот в койку — часто. А как-то жизнь устроить — желающих нет. Ты вот тоже… ну — хоть не врешь и песни обещаешь. Может с этими песнями — заметят меня, да получше устроится получиться?

— Почему же обещаю? Я их и даю тебе, разве нет?

— А еще — какую? Ну — любопытно же! Ну… не мучь девушку.

Эту песню он довольно часто слышал, правда ни про авторов, ни про время ее написания — ничего не знаю. Она ему нравилась — задорная такая, веселая.

— Давай я тебе пару куплетов напою. Только негромко, почти на ушко, подсядь поближе…

— В роще пел соловушка, там вдали,

Песенку о счастье и о любви

Песенка знакомая и мотив простой

Ой! Как ты мне нравишься! Ой-ёй-ёй-ёй!

Иван увлекся, встал у лавочки и пел чуть громче, чем хотел. Даже пританцовывать начал, видя, как Варя раскраснелась и заблестела глазками. Песня ей нравилась, тут и слепому было бы видно! Она тоже вскочила и закружилась в танце.

— Вот… такая песенка! Ну как тебе!

Она подскочила к нему, и обняв, расцеловала, правда — только в щеки.

— Здорово! Правда — здорово! Ой, как же я рада, что Игорь уговорил меня сюда приехать! Я ведь не хотела! Какой ты молодец, Ваня.

«Ага… молодец-то — молодец, а только стоило ему за попу ее взять — сразу отскочила!».

— Так… а как же нам это все на музыку положить, ноты записать? Илью снова просить — я не хочу. Как же быть-то?

Она смотрела на него с ожиданием, что он и найдет решение.

— А ты… ты же тоже музыкант? Ты сама сможешь подобрать ноты, записать?

Варя явно загрустила:

— Во-первых — мне негде это делать. Во-вторых… н-н-н-е-т… не получится у меня. Это Илья у нас — музыкант талантливый, он даже пробовал сам что-то сочинять. А я… так, певичка. Ну играть могу — на гитаре, на аккордеоне немного. Нет, Ваня, не получиться.

— Ну вот что с тобой делать, а? Ладно… давай подумаем.

Они вернулись за давно уже закипевшим чайником. Здесь он вновь развернулся к ней:

— Ну-ка… иди сюда! — обнял ее, притянул руками за попу, но целовать не стал. Глядя в глаза, сказал:

— Попробую с Ильей переговорить. Скажу — что лишним номер для концерта не будет. Уговорю. Вот только… смотри, Варенька… если обманешь меня — хрен тебе, а не песен в дальнейшем!

— Тебя попробуй обмани… вон как зырнул на нас с Игорем. Как волчара матерый! Знаешь, я еще маленькая была, а у нас на станции, зимой, волк повадился в стайки лазить — то овцу задерет, то кур передавит. И собаки его боялись, даже тявкнуть не смели. Но потом мужики его подловили. На наш двор притащили, а он живой еще был. А нам же интересно! Вот мы и разглядывали его. Подходить-то боялись, а так — чуть поодаль стояли. Матерый был волчище — ну тятя так мой сказал. И вот смотрю я на него, а вдруг — он глаза-то и открыл! И взгляд у него такой… такой тяжелый, умный… и вроде как видно, что будь его воля он бы всех нас загрыз! Я тогда так испугалась, как завизжу… Знаешь, даже описалась с испуга! Вот и ты так же — как зыркнул, меня аж в дрожь кинуло… и сразу тот волк вспомнился.

Она даже не обращала внимания на то, что его руки весьма вольно мнут-поглаживают ее попу, все смотрела в его глаза.

— Я, Варюшка, своих не грызу. Я своими дорожу, а уж женщин — только поглаживать, да ласкать умею. Ну… если только чуть-чуть кусну тебя … вот, за попу. Не больно… Я ведь и правда тебя очень хочу!

Она сама поцеловала его в губы.

— Ну все, все… пошли. А то нас мужики уже потеряли, еще невесть что подумают!

Они вернулись в кабинет директора, но там никого не было. Зашли в актовый зал. Игорь и Илья были там. Оба взъерошенные, как воробьи после драки, сидели друг возле друга, оседлав скамейки и что-то чиркали в нотах.

— Ага… вот так будет лучше, — Илья взял стоящий рядом на полу аккордеон и заиграл. Иван узнал «Глаза».

«А похоже! Я не музыкант, не могу определить — на сколько процентов Илья попал в прежнюю, знакомую мне мелодию. Но — похоже!».

— Я сейчас наверх сбегаю, чашки принесу. По-моему, их сейчас наверх не загонишь, Варя снова убежала в кабинет.

Когда вернулась, принесла не только чай, но и остатки